До того, как я побывала в Америке, все без исключения названия штатов ласкали мне слух. Айова звучала так же прекрасно, как и Калифорния, а Канзас казался ничем не хуже Коннектикута. Потом, конечно, я разобралась, что к чему, и начала говорить “навозная Айова” и презрительно морщиться при словах “Mid-West”.
В свой первый визит в Америку я училась на курсах английского языка в Миссури и жила в “принимающей семье” – host family. Типичное WASP-семейство: папа-мама-трое симпатичных детишек. В меру снобы, здоровые завтраки, по воскресеньям в церковь. Рассказывая о каком-то несообразительном коллеге, мой host-daddy тяжело вздыхал: “Что с него взять, он из Небраски”. На мой вопросительный взгляд пояснял: “You know, Nebraska is an arm-pit of the States”, что я для себя перевела как “Жопа Мира”. Так слово “Небраска” вошло в мое сознание нарицательным термином.
Потом я училась в аспирантуре довольно-таки паршивенького огайского университета. Мнения об Огайо я была невысокого, но лишь до тех пор, пока не пообщалась с одногруппником, выходцем из Небраски. Он рассказал мне, что необозримые кукурузные поля огайщины и университетский городок с населением в тридцать тысяч, по их, небраскинским понятиям, вполне тянут на цивилизованное место. В его родном городе дорожной пробкой называется встреча на единственном перекрестке в городе двух грузовиков с навозом.
Про этого однокурсника, сына штата Небраска, расскажу отдельно. Он считался самым лучшим студентом на курсе риторики и критики. Подозреваю, что риторика хорошо давалась ему по причине природного занудства – никто не мог так подробно и детально развивать любую несложную мысль, как Бенджи. А было ли его занудство родом из Небраски, или просто следствием темперамента – кто знает?
С первого же знакомства он объявил, что испытывает ко мне непонятную симпатию. Во-первых, до встречи со мной у него никогда не было знакомых иностранцев. Во-вторых, никто из его знакомых девушек не носил туфли на каблуках и не читал немецких философов. Наконец, он никогда не встречал людей, которые не только покидали пределы родной страны, но и вообще имеют сколько-нибудь значительный опыт путешествий.
Бенджи начал приглашать меня на ланч и даже, вопреки американским мужским привычкам, не предлагал разделить счет пополам. Мужественно платил за мой сэндвич и кофе, несколько раз свозил меня в кино и даже однажды – в местный театр. В театре он в свои тридцать лет, кстати, оказался первый раз в жизни. К концу семестра Бенджи начал вести осторожные разговоры о том, что он вообще отличается широтой взглядов и мог бы (о, ужас!) жениться на иностранке. Даже если все его родственники в Небраске будут шокированы. И, хотя я упорно делала вид, что не понимаю смысла этих разговоров, Бенджи начал задавать дурацкие вопросы: где я была вечером, почему пропустила его телефонный звонок, с кем ходила в кино, а главное, почему у меня в гостинной постоянно ошивается этот Russian Guy. Правда, потом Бенджи спохватывался, и спешил уверить меня, что “nothing personal, he must be a nice guy, I am just curious”. Я кинематографически возводила глаза к потолку и вздыхала: “Последний русский!”
Бенджи, не знакомый с попсой российского исторического кино, не понимал, почему на этих словах я погано подхихикиваю, и списывал все на “загадочную русскую душу”.
Здесь следовало бы сделать лирическое отступление, и рассказать, что после очередной особенно бурной студенческой вечеринки “Последний русский” спросил, не хочу ли я выйти замуж, а я ответила, что why бы и не not? А наутро, борясь с похмельем, мы решали, не стоит ли сделать вид, что не было ни его вопроса, ни моего ответа, и решили, что да, именно так и следует поступить. Потому что, понятно, что из наших отношений не выйдет ни тортик, и ни пряник, и ничего путного, а потому лучше все забыть и к теме больше не возвращаться. И прошло с того похмельного утра почти пять лет, и растет дочь, напоминая о том, что самые трезвые решения порой принимаются в пьяном угаре. И, когда придет время, я ей расскажу, что папа очень красиво ухаживал за мамой. Потому что у ребенка-девочки должны формироваться правильные стереотипы отношений полов, а если рассказать правду, не стереотипы получатся, а сплошная ерунда. Обо всем этом следовало бы подробно поведать в лирическом отступлении. Но я эту тему развивать не буду, а вернусь к Бенджи.
Возвратившись после рождественских каникул из родного города, Бенджи решил произвести на меня сильное впечатление. Он прочитал в интернете, что все русские женщины стремятся к созданию семьи и обустройству домашнего очага, поэтому он вознамерился доказать, что ему эти идеалы также не чужды. В доказательство он вооружился семейными фотографиями. Последовательно были мне продемонстрированы портреты пятерых братьев Бенджи, некоторые с женами и отпрысками. Тучные мужчины с пластиковыми стаканчиками сгрудились около барбекью-гриля. Лоснящиеся тетки в цветных платьях позировали у клумбы. Была предъявлена мне фотография свиноподобной мамы, выуживающей из духовки индейку. Бенджи пояснил, что его мама ведет безупречный образ жизни – рожает и воспитывает детей (младшему всего четыре года), готовит и убирает, ведет кружок домоводства при местной церкви. Той самой церкви, куда бы он хотел по воскресеньям ходить со своей семьей (тут он значительно посмотрел на меня). Сам он мечтает получить место преподавателя в скромном колледже на сотню студентов, там же, в родном городе в Небраске. И еще он намерен иметь много детей, как минимум, четырех.
Чтобы закрепить произведенное впечатление, Бенджи выложил передо мной несколько пейзажных снимков. Виды Небраски и его родного города. На первом снимке, сколько охватил объектив, что-то колосилось под серым небом в сером поле. На горизонте маячил амбар. Другой снимок представлял пару обшарпанных двухэтажных строений, одно из которых было мэрией, второе – банком. На заднем плане еще возвышалась пожарная каланча. У крыльца банка был припаркован грузовик и паслась коза.
Я тупо смотрела в стену перед собой, и в голове у меня стучала одна мысль: “Никогда! Никогда в жизни я не буду жить в Небраске. Никогда я не поставлю производство младенцев на поток. Никогда не буду вести кружок домоводства. Никогда!”
Прошло несколько лет. Я видела разную Америку, переезжала на восток, а потом на юг Штатов. Путешествовала.
Не так давно до меня дошла весть – знакомая по огайскому университету получила диплом и нашла работу в Небраске. И таки-да, она рассказывает, что по городу (который и городом-то называется по чистому недоразумению) гуляют неприкаянные козы. А ездит народ исключительно на грузовиках. В городе она – местная знаменитость, еще бы – первая иностранка за всю историю городка, про нее даже писали в газете. Разумеется, заметка была опубликована под заголовком “From Russia with Love”. Говорит, что нет на земле места уютней и спокойней. Ей в Небраске очень нравится.